Домашнее насилие это проблема бедных

«Если люди жалуются, значит домашнее насилие есть»: Медведев рассказал о реакции государства на эту проблему

Премьер-министр Дмитрий Медведев признал существование проблемы домашнего насилия в России.

«Если об этом говорят, если люди жалуются, значит домашнее насилие есть. Значит это не придумали журналисты, вопрос в том, как на это реагировать», — сказал он в ходе интервью телеканалам.

«В какой-то период в статью 116 УК РФ были внесены изменения, которые декриминализировали «семейные побои». Многие считают, что жто ситуацию не улучшило, а ухудшило», — признал Медведев.

По его словам, в XXI веке никого не может утешить формула «Бьет — значит любит». На это нужно как-то реагировать», — указал он.

Премьер рассказал, что сейчас готовится законопроект, и, «естественно, его начали тут же критиковать». Вопрос в том, не будет ли здесь манипулирования, добавил он.

Медведев рассказао о том, что сейчас готовится новая версия кодекса об административных правонарушениях (КоАП), где может быть прописана мера ответственности за домашнее насилие.

«Но то, что проблема есть, это очевидно. Вопрос в том, как государство должно реагировать», — сказал он.

Домашнее насилие это проблема бедных

Иллюстрация: Аня Леонова / Медиазона

​В конце ноября Совет Федерации представил на обсуждение законопроект о профилактике семейно-бытового насилия, который встретил резкую критику экспертов. Проект «Правовая инициатива» подготовил доклад о международном опыте борьбы с домашним насилием на законодательном уровне. В нем рассказывается как о мерах, доказавших свою эффективность, так и о неудачах. «Медиазона» приводит ключевые тезисы доклада.

Исследование затрагивает опыт 15 стран — Австралии, Австрии, Албании, Болгарии, Великобритании, Грузии, Кыргызстана, Молдовы, Нидерландов, Португалии, Сальвадора, США, Украины, Франции и Швеции. У каждой из них есть законодательные акты против внутрисемейного насилия. Проинтервьюирован 21 эксперт — практикующие юристы, разработчики законов, лидеры борьбы против домашнего насилия, авторы передовых концепций в этой области и исследователи.

Хотя жертвой домашнего насилия может стать человек любого пола, законодателям стоит учитывать, что оно связано с гендерным неравенством и представляет собой злоупотребление властью. Домашнее насилие происходит во всех социальных группах и может включать в себя физическое, сексуальное, экономические и эмоциональное насилие. Совершать такие преступления могут как действующие, так и бывшие партнеры.

Россия отстает от других развитых государств во всех аспектах борьбы с домашним насилием. В стране даже нет официальной статистики пострадавших от домашнего насилия.

Криминализации домашнего насилия

Опрошенные «Правовой инициативой» эксперты считают, что для решения проблемы домашнего насилия необходим комплекс мер, а не отдельный закон. Работать эти меры будут только при наличии политической воли и на первых этапах могут встретить сопротивление — так было в большинстве постсоветских стран. Для этого руководство на всех уровнях — от министров до начальников отделов полиции — должно давать подчиненным понять, что меры против домашнего насилия должны исполняться, а неисполнение грозит негативными последствиями.

В большинстве исследованных стран криминализация домашнего насилия была связана с теми или иными трудностями. Так, в обществе семейное насилие считают частным делом, а чиновники не всегда понимают необходимость его криминализации.

В Литве в 2013 году внесли поправки об обязательном возбуждении предварительного расследования во всех случаях, когда обнаружены признаки такого насилия, даже если жертва не подавала заявление. До этого дела о домашнем насилии попадали под категорию частно-публичного обвинения . Эксперты считают эффективной мерой борьбы с таким насилием перевод подобных преступлений в категорию именно публичного обвинения, когда доказательства собирает государство.

В Молдове в нынешнем виде статья о домашнем насилии (201.1 УК Республики Молдова) подразумевает и физическое, и психологическое насилие, в том числе изоляцию и унижение, а также лишение средств к существованию. Понятие «члена семьи» расширили: оно включает бывших мужей или жен, сожителей, а также бабушек, дедушек, братьев, сестер и внуков, даже если они не живут вместе с агрессором.

Неэффективные меры

Штрафы — это наказание и для потерпевших, так как они выплачиваются из семейного бюджета.

«Например, соседи вызвали полицию, их привозят и отправляют к дознавателю. Он говорит, надо написать заявление. И агрессору будет большой штраф. Конечно, женщина не станет писать заявление. Это развязывает насильнику руки».

Исполнительный директор Ассоциации кризисных центров Толкун Тюлекова, Кыргызстан

Если ввести высокие штрафы, это приведет к тому, что пострадавшие будут всеми силами скрывать факт насилия.

Защитные ордера и профилактические беседы. Что предлагают авторы законопроекта о домашнем насилии

Медиация. Все виды медиации показали низкую эффективность в процессах по семейным делам. Медиация скорее стирает историю, чем решает проблему. Участникам приходится соглашаться, что «все будет хорошо» и сотрудничать ради детей. Но насилие будет продолжаться, пока агрессор не видит для себя никаких последствий. Оно будет нарастать по тяжести, как показала практика исследованных стран.

Различные институты примирения. В Украине все еще применяется старая практика примирения жертвы и преступника. В таких случаях дело закрывается под давлением судьи и прокуроров, которые зачастую стремятся «сохранить семью». 50% дел о домашнем насилии в Украине заканчивается мировым соглашением. Полицейские могут пугать жертву тем, что «у детей будет судимый отец», их матери — рассказывать, что их тоже всегда били, и женщины поддаются уговорам. Насилие по большей части не будет уменьшаться либо будет принимать все более жестокие формы. Положительный пример — США, где примирение в таких делах запрещено.

Шведский психолог Ольга Клаубер рассказывает о своей редкой работе: она занимается не с жертвами домашнего насилия, а с самими абьюзерами

20—21 сентября представительство ЕС в России организует в Москве большую конференцию «Гендерное насилие: предотвращение и профилактика». Конференция начнется с показа документального фильма «Girl Rising» о девяти девочках из девяти стран и продолжится двумя воркшопами и дискуссией с привлечением отечественных и иностранных экспертов, которые будут делиться своим опытом в работе с этим приобретшим в последнее время острую актуальность вопросом. Как помогать жертвам домашнего насилия? Как сделать так, чтобы не допустить самого его возникновения? Для того чтобы попасть на дискуссию, вам необходимо зарегистрироваться — вот здесь.

На конференцию в том числе приглашена психолог из клиники MVU в Уппсале Ольга Клаубер. Она изучала психологию в Уппсальском университете и работала с жертвами насилия, в частности, в клинике Красного Креста для беженцев. Сейчас у нее редкая специализация: она работает не с жертвами, а с абьюзерами. Как это происходит, узнавала у Клаубер Юлия Смирнова.

— С какими видами насилия вы работаете?

— Мы используем адаптированную норвежскую программу, которая успешно использовалась там 30 лет для групповой терапии абьюзеров. У норвежских коллег мы взяли и определение насилия. Мы говорим, что это любое действие, направленное против другого человека, которое причиняет ему вред, боль, пугает его, заставляет делать что-то против воли или не дает делать что-то, что человеку хочется. В большинстве случаев мы имеем дело с разными видами психологического насилия, а также с физическим насилием, с тем, что мы называем материальным насилием, то есть когда человек, например, швыряет предметы по квартире, реже — с сексуальным насилием. Наше определение очень широкое. Согласно ему, многие из нас используют насилие по отношению к своим детям. Я не имею в виду физическое насилие, но мы кричим на них. Получается, это человеческое состояние, которое мы все в той или иной степени разделяем.

— Вы ведете групповую терапию для мужчин-агрессоров. Расскажите, как они оказываются в вашей клинике.

— Почти все приходят к нам добровольно, и это сильно упрощает нам задачу. Некоторых к началу терапии подталкивают их партнерши или социальная служба. Иногда бывает, что соседи вызывают полицию, потому что слышат шум или крики детей. Полиция обращается в социальную службу, а она уже рекомендует человеку начать терапию. Кому-то партнерша ставит условие: если это не прекратится, то я уйду. А у кого-то есть друг, который уже прошел такую терапию и рекомендует ее. Это довольно долгая программа, она продолжается 24 недели, поэтому важно, чтобы у наших клиентов была мотивация измениться.

— Как проходит типичная сессия?

— Что за задания вы с ними делаете?

— Например, мы говорим о разнице между чувством гнева и агрессией как действием. После этого они получают задание описать ситуацию, когда они почувствовали гнев и перешли к агрессии. Мы спрашиваем: что случилось в этой ситуации? Чего вы достигли? Мы говорим о том, что насилие работает — ребенок затихает или жена прекращает говорить. А потом мы говорим о последствиях и о том, что еще можно было бы сделать в этой ситуации. Потом участники обсуждают друг с другом, кто из них как справляется с агрессией. Иногда это наблюдения на уровне «когда я плохо спал и голоден, я теряю самообладание». В конце каждой сессии они записывают, чему они научились в этот раз и какие цели они ставят себе на следующую неделю. Каждый сам выбирает себе домашнее задание: например, помогать жене по дому или больше играть с детьми.

— Вы упомянули, что ваше определение насилия очень широкое. Соглашаются ли с этим участники?

— Они соглашаются, но многие удивлены и говорят, например: мы никогда не думали, что это тоже насилие — упрекать своего 10-летнего ребенка: мол, ты ведешь себя как трехлетний. Мы все часто прибегаем к такой форме унижения. Мы даем определение в самом начале, когда оцениваем их уровень психологического и физического насилия по отношению к близким и спрашиваем их о конкретных действиях. Бывает, что новый мужчина приходит в группу и говорит: у меня нет большой проблемы с насилием, я не бью детей, только кричу на них. Но когда он слышит, как другой участник рассказывает о своих проблемах, о том, как он потерял контроль и накричал на ребенка, он начинает понимать, что мы это тоже считаем насилием.

— Сложно ли вашим участникам говорить о своих проблемах?

— Почти все проходят через отрицание вначале. Но здесь опять помогает группа. Часто речь идет о ревности или контроле. Например, какое-то время назад у нас появился новый участник, который очень сильно ревновал свою жену, но вначале не говорил об этом вслух. В этой же группе был другой мужчина, у которого тоже были проблемы с ревностью. Он рассказывал о том, что понял, как его ревность связана с сомнениями в себе. Второй мужчина долго просто слушал, несколько недель. Но постепенно опыт другого человека помог ему, и сейчас он уже может говорить о своих проблемах, о том, как он пытался постоянно контролировать свою жену и проверял ее телефон. Сейчас он старается изменить это.

— Что подталкивает их к изменениям?

— Очень многих мотивирует желание быть хорошими отцами. Во время некоторых сессий они даже держат в руках мяч, представляя себе, что это их ребенок. Многое меняется, когда они понимают, какие последствия их поведение имеет для детей, что происходит с ребенком, когда на него кричат или когда он видит, как отец бьет мать. Когда мужчины смотрят на события с перспективы своих детей, понимают их страх, для многих это становится мотивацией измениться.

— Нет, к нам приходят люди всех профессий и социальных групп. Мне кажется, состав наших участников примерно отражает структуру общества в Швеции. Где-то 60 процентов — люди рабочих специальностей, но не менее 40 процентов — это люди с высшим образованием. К нам приходят врачи, юристы, архитекторы, даже один психолог. Иногда очень трогательно видеть, как они начинают дружить, преодолевая социальные границы.

— Но есть что-то, что их всех объединяет?

— Не все мужчины, но большинство из них столкнулись с насилием в детстве. Кого-то били отцы или матери. Кто-то видел, как отец бьет мать. Кто-то стал жертвой травли в школе и потерял уверенность в себе. Мы считаем, что у многих из них посттравматический стресс после пережитого насилия. Или они испытывают повседневный стресс. Это приводит к тому, что они везде видят опасность, они похожи на бомбы, готовые взорваться. Такое происходит с людьми, пережившими травму. Когда я работала до этого с жертвами насилия, я уже видела похожие симптомы. Это происходит практически на телесном уровне, поэтому медитация и упражнения в этом случае очень эффективны.

— Работаете ли вы и с женщинами, которые совершили насилие?

— Да, 15 процентов наших участников — женщины. Женщин не так много, поэтому для них мы делаем не групповую терапию, а индивидуальные сессии. У кого-то из них проблемы с насилием в гетеросексуальных, у кого-то в гомосексуальных отношениях, иногда мать не может себя контролировать в отношениях с дочерью-подростком.

— Чем работа с женщинами отличается от терапии для мужчин?

— Какие-то вещи похожи. Но женщинам гораздо проще понять и почувствовать, что их действия означают для партнера или ребенка. Они приходят на терапию гораздо раньше, потому что быстрее, чем мужчины, замечают, что с их поведением не все в порядке.

— Все ли ваши участники заканчивают программу?

— Как вы оцениваете результаты терапии и участвуют ли в этом партнеры?

— Участники проводят самостоятельную оценку, замечая свои проявления насилия по отношению к партнерам и детям. И отдельно свою оценку проводят партнеры. Все партнеры обязательно должны прийти к нам для информации и оценки результатов. И, если они хотят, они могут приходить, чтобы самим получить поддержку. Терапевты тоже оценивают уровень агрессии участников до и после программы. Кроме этого, мы делаем оценку с помощью симптоматического опросника, американской методики с 90 вопросами: например, о тревожности, сне, контроле. Все эти оценки показывают, что уровень всех видов насилия — психологического, физического и материального — существенно снижается, может быть, не совсем до нуля, но почти до нулевого уровня.

— Делаете ли вы что-то, чтобы обеспечить безопасность близких ваших участников?

— Все они дают согласие на то, что, если мы будем обеспокоены тем, что насилие против детей продолжается и вредит им, мы обратимся в социальную службу или полицию. Иногда нам приходится это делать. Это не так страшно, как правило, социальная служба спрашивает, как они еще могут помочь и какую еще поддержку предложить, а не просто забирает ребенка из семьи.

— Что происходит с участниками, когда терапия заканчивается?

— Обычно два или три человека из шести продолжают получать какую-то форму поддержки после окончания основной программы. Некоторые из них хотят пройти групповую терапию по второму кругу, то есть еще 24 недели. У большинства из наших клиентов (около 90 процентов) есть дети, поэтому мы связываем некоторых из них с социальной службой: там они могут пройти еще одну программу, чтобы поработать над своими родительскими навыками и научиться лучше обращаться со своими детьми.

— Оцениваете ли вы долгосрочные результаты вашей программы?

— Мы очень хотим это сделать, но у нас на это нет денег. Сейчас я хочу, чтобы одна из студенток Уппсальского университета занялась этим исследованием для своего диплома. Мы планируем, что она будет проводить интервью и оценку тех, кто закончил терапию год назад, и очень надеемся, что ее научный руководитель на это согласится. Мы знаем, что этого элемента нам не хватает.

— А как вообще финансируется ваша клиника?

— Социальная служба платит за терапию всех участников, и иногда мы получаем разовые гранты от государства на то, чтобы развить дополнительные методы работы. Например, сейчас мы подали заявку на финансирование новой программы для тех, кто закончил основную терапию и хочет работать глубже со своими травмами.

ЖизньЧто нужно знать
о домашнем насилии

Расспросили специалистов из кризисных центров о причинах насилия в семье и способах спасти ситуацию

10 апреля в мэрии Москвы прошел круглый стол «Новые законодательные инициативы в решении проблемы домашнего насилия», где обсуждались способы решения одной из серьезных проблем нашего общества. Мы сходили на круглый стол, а также расспросили специалистов о том, что такое на самом деле домашнее насилие, откуда оно берется и как с ним бороться на общественном и государственном уровнях. В следующем материале мы расскажем о том, что делать, если эта проблема коснулась непосредственно вас или ваших знакомых.

За помощь в подготовке материала и консультации редакция благодарит директора независимого благотворительного центра помощи пережившим сексуальное насилие «Сёстры» Марию Мохову, специалистов национального центра по предотвращению насилия «АННА» и Наталию Ходыреву, кандидата психологических наук и основательницу петербургского кризисного центра для женщин «ИНГО».

Текст: Мария Серветник, Ольга Страховская

Что такое
«домашние насилие»?

Существует несколько вариантов обозначения проблемы: «домашние насилие», «семейное» или «партнерское». Само словосочетание подразумевает, что это насилие происходит между людьми, находящимися в личных отношениях — супругами или партнерами, иногда бывшими и необязательно живущими вместе, независимо от того, гетеросексуальная это пара или гомосексуальная. Очень важно различать семейный конфликт, который носит разовый характер, и партнерское насилие — регулярно повторяющиеся или учащающиеся инциденты, следующие определенному паттерну.

Конфликт, каким бы острым он ни был, переходит в категорию домашнего насилия, только когда происходит по одной и той же схеме как минимум дважды. Принципиальное отличие в том, что семейный конфликт носит локальный изолированный характер и возникает на почве конкретной проблемы, которую теоретически возможно разрешить, к примеру, с помощью психолога или юриста. Проще говоря, у конфликта есть начало и конец. Партнерское насилие — это система поведения одного члена семьи в отношении другого, в основе которой лежат власть и контроль. Оно не имеет под собой конкретной причины, кроме той, что один из партнеров стремится контролировать поведение и чувства другого и подавлять его как личность на разных уровнях.

Какие виды домашнего
насилия существуют?

Под домашним насилием в обществе принято понимать в первую очередь физическое насилие, оно же рукоприкладство. Действительно, это один из самых распространенных типов насилия в семье: по данным кризисного центра «АННА», каждую третью россиянку бьет муж или партнер. К физическому насилию относятся не только побои, но и удерживание, удушение, причинение ожогов и другие способы нанесения телесных повреждений, вплоть до убийства. Однако существуют и другие виды домашнего насилия: сексуальное, психологическое и экономическое.

Сексуальное насилие в семье — это принуждение к сексуальным действиям с помощью силы, шантажа или угроз. По результатам исследований, проведенных в России в 1996 и 2000 году, примерно каждую четвертую российскую женщину мужья принуждают к сексуальным отношениям против их воли. Это напрямую связано с представлением о сексе как о «супружеской обязанности», которую женщина должна выполнять вне зависимости от своего желания, и общем представлении о динамике сексуальных отношений, в которых женщина «даёт», а мужчина «берёт». Психологическое насилие — это систематические оскорбления, шантаж, угрозы, манипулирование. Его подвидом является насилие с участием детей, от использования детей как заложников до угроз навредить детям, если партнер не будет подчиняться. Экономическое — это лишение одного из партнеров финансовой свободы, от утаивания доходов до ситуаций, в которых один партнер полностью забирает зарплату другого и не позволяет ему участвовать в принятии финансовых решений. Проблема заключается в том, что физическое или сексуальное насилие возможно доказать и они являются преступлениями, а экономическое и психологическое — нет. Нередки случаи, когда один из партнеров применяет все виды насилия одновременно.

Почему считается,
что от домашнего насилия
в основном страдают женщины?

От видов насилия, которые возможно выявить (то есть физического и сексуального), в основном страдают женщины. Согласно статистике МВД за 2013 год, женщины составляют 91,6 % пострадавших от насильственных преступлений по отношению к супругу. «Среди жертв насилия со стороны супругов или партнеров число женщин превосходит число мужчин примерно в 9 раз. Женщины получают в 8 раз больше тяжких телесных и других повреждений от своих партнеров, чем мужчины. Мужское насилие чаще всего несет практическую цель или экспрессивную (выражение эмоций). Женщины чаще прибегают к физическому насилию, когда чувствуют себя загнанными в угол и отчаялись предотвратить дальнейшие истязания. Крайне редко насилие со стороны женщин бывает систематическим, целенаправленным, постоянным», — объясняет Наталия Ходырева.

С другой стороны, женщинам скорее свойственны методы эмоционального и экономического насилия. Например, жена может стремиться контролировать все траты в семье и систематически унижать мужа из-за низкого заработка. Однако женщина может быть и физическим агрессором, например, по отношению к детям. Может возникать иерархия власти в семье, где мужчина — сильнейший, злоупотребляет властью и применяет насилие, а женщины в свою очередь применяют его к детям.

Домашнее насилие это проблема бедных

​Правительство России ответило на вопросы Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) по жалобам четырех женщин, пострадавших от домашнего насилия. Как пишет «Коммерсант», ознакомившийся в ответом, правительство считает, что проблема домашнего насилия «достаточно преувеличена».

В ответе, подписанном заместителем министра юстиции Михаилом Гальпериным, говорится, что «явление насилия в семье, к сожалению, существует в России, как и в любой другой стране», но «масштабы проблемы, а также серьезность и масштабы его дискриминационного воздействия на женщин в России достаточно преувеличены».

«Даже если предположить, что большинство лиц, подвергающихся насилию в семье в России, на самом деле являются женщинами (хотя никаких доказательств этого утверждения не существует), логично предположить, что жертвы мужского пола больше страдают от дискриминации в таких случаях. Они находятся в меньшинстве, и от них не ожидается просьб о защите от жестокого обращения со стороны членов семьи, особенно если они страдают от лица противоположного пола», — продолжают авторы ответа.

«Участковый в отпуске или типа того». Почему полиция не смогла защитить жительницу Серпухова, которой ревнивый муж отрубил обе руки

Они также ссылаются на неназванную статистику, согласно которой, пострадавшими от насильственных преступлений, повлекших смерть или причинение тяжких последствий здоровью, в большинстве становятся мужчины.

«Российское государство полностью выполнило обязательство по созданию законодательной базы, эффективно решающей проблему домашнего насилия», — уверяют авторы.

По их мнению, женщины, которые обратились в ЕСПЧ, пытаются «неверно истолковать общую ситуацию с домашним насилием в России» и «подорвать правовые механизмы, уже существующие в российском законодательстве, а также усилия правительства для улучшения ситуации».

ЕСПЧ задал России вопросы по поводу домашнего насилия, объединив жалобы четырех россиянок. Первая заявительница — Наталья Туникова, которую муж избивал и пытался сбросить с 16 этажа. Сопротивляясь, женщина ударила супруга ножом. Ее признали виновной в умышленном причинении тяжкого вреда здоровью, но позднее амнистировали.

Елену Гершман муж также избивал. Кроме того, он похитил у нее дочь, увез ее в другую страну и не давал матери полтора года видеть ребенка. Третья заявительница, Ирина Петракова, обратилась в ЕСПЧ из-за избиения и насилия.

Четвертая жалоба — от Маргариты Грачевой. Муж вывез ее в лес и отрубил ей кисти рук. Он получил 14 лет колонии строгого режима.

Исследование: успешные женщины чаще подвергаются домашнему насилию

Женщины, которые зарабатывают более 67 % семейного бюджета, в семь раз чаще подвергаются физическому и психологическому насилию. Такие данные приводит норвежский центр по гендерным исследованиям Kilden, пишет The Telegraph.

Ученые проанализировал анкеты 1791 женщины разного достатка. Участниц попросили рассказать, испытывали ли они физическое (удушение или пощечина) или психологическое насилие (угрозы, ревность, ограничение свободы).

Оказалось, что с насилием сталкиваются женщины всех социально-экономических статусов, которых объединяет одно — они зарабатывают больше своих партнеров. Реже всего от насилия страдали те, кто приносил в семейный бюджет меньше 33 % от общего дохода.

Ученые отдельно отмечают, что мужчины с высоким доходом тоже подвергаются домашнему насилию, но не воспринимают это как проблему из-за гендерных стереотипов.

Проект «Насилию.нет» выпустил несколько видеоинструкций о том, что делать, если вы столкнулись с домашним насилием.

Домашнее насилие — политический вопрос

Дело сестер Хачатурян, общественное мнение и необходимость организованной борьбы за переустройство общества

13 августа 2018

Ангелина Хачатурян в суде, 30 июля 2018 года Фотография: Андрей Никеричев / Агентство городских новостей «Москва»

В этом материале мы хотим рассмотреть произошедшее в политическом ключе, потому что дело сестер Хачатурян и все прочие дела, связанные с домашним насилием, происходят в определенном политическом контексте. Мы также приглашаем к диалогу всех неравнодушных, потому что вопрос стоит сейчас так: нужна ли нам кампания против домашнего насилия и какой она должна стать? Можем ли мы рассматривать дело сестер Хачатурян само по себе и объединять усилия только ради спасения этих девушек, забывая о чудовищной общей статистике по насилию в семьях? Только по данным МВД за 2008 год (более поздняя официальная статистика отсутствует, что тоже является проблемой) — насилие в той или иной форме наблюдается почти в каждой четвёртой российской семье . Даже если лично вы не сталкивались с проявлением домашней тирании, с ней сталкивались ваши друзья, знакомые и близкие. Это вопрос, который требует конкретных действий и реальной кампании, а не только постов в социальных сетях.

Эффективная борьба с системными проблемами может быть только организованной. Ни действия одиночек, ни хаотичные «крики души» изменить ситуацию, к сожалению, неспособны. Мало того, мы убеждены, что противостояние проблеме домашнего насилия должно идти снизу и под левыми требованиями — проблема ведь не в том, что конкретные сестры Хачатурян пошли на убийство из-за домашней тирании. Проблема в том, что это дело — лишь верхушка айсберга домашнего насилия и трагическая иллюстрация беспомощного положения сотен тысяч женщин и детей в патриархальном капиталистическом обществе.

Меры по борьбе с домашним насилием, которые встретили сопротивление

Самый сильный фактор, осложняющий борьбу с домашним насилием — культурные нормы, которые могут перевешивать в сознании общества нормы права.

«Насилие против женщин — это ментальность. Изменить ментальность может оказаться сложнее, чем найти деньги на дорогостоящие услуги. Никакие законы тут не помогут. Нужно время на обучение».

Адвокат Тамар Деканосидзе, Грузия

Практика исследованных стран показала, что наличие решительной политической воли помогает справиться с тем, что культурные нормы и стереотипы способствуют несерьезному отношению к домашнему насилию, в том числе со стороны полиции, следователей, прокуроров и судей.

Охранные ордера и требование к агрессору покинуть жилище встретило яростное непонимание и неприятие у украинских законодателей. Они воспринимали эту меру как посягательство на собственность. Однако разъяснительная работа в конце концов дала результат.

Во Франции судьи сопротивляются попыткам ограничить права агрессоров на встречи со своими детьми. Их гендерные стереотипы и практика, в которой они видели много малолетних правонарушителей, выросших без отцов, способствуют тому, что судьи часто отказываются ограничить подобные контакты, даже когда это опасно для самих детей и их матерей.

Проблемы преследования семейных агрессоров

Поведение судей, прокуроров и полиции часто дискриминационное. Эксперт из Швеции называет самой большой проблемой их стереотипы и убеждения. Например, при рассмотрении дел об изнасиловании судьи спрашивают, во что была одета потерпевшая. Сама система уголовного преследования и так способствует вторичной травматизации женщин интенсивными допросами.

«Вы можете иметь прекрасные законы, но если уголовное правосудие осуществляется человеком, который говорит, что домашнее насилие — это частное дело и государство не должно вмешиваться в это, закон не будет работать».

Профессор криминологии Николь Уэстмарланд, Великобритания

Хороший пример практики, позволяющей избежать вторичной травматизации пострадавших, дает Грузия: если поступил звонок о домашнем насилии, среди полицейских, выезжающих на вызов, обязательно должна быть женщина. Полиция, прокуроры и судьи проводят обширные тренинги по предотвращению вторичной травматизации и распространению гендерной чувствительности.

При рассмотрении дел о домашнем насилии судьи часто обвиняют пострадавших. По словам эксперта из Франции Изабель Тьелью, из-за предубеждений судьи освобождают от ответственности состоятельных и образованных агрессоров, так как идентифицируют себя с ними и обычно не верят, что те могли совершить насилие. Судьи редко готовы учиться, а в некоторых юрисдикциях, например, в Австрии требовать от них обязательного прохождения обучения невозможно — это будет расценено как посягательство на независимость суда.

Серьезная проблема и источник фрустрации для сотрудников правоохранительной системы — отказ самих пострадавших сотрудничать со следствием. Часто женщины не хотят, чтобы их партнеров посадили в тюрьму. Система должна быть подготовлена к этому — необходимы тренинги, протоколы работы с пострадавшими, основанные на терпении и отсутствии осуждения.

Эффективные меры по противодействию домашнему насилию

Защитные ордера — это юридический инструмент предотвращения внутрисемейного насилия. Обычно они бывают двух видов: временный чрезвычайный ограничительный ордер и судебный охранный ордер.

По сути оба вида ордеров запрещают агрессору причинять вред пострадавшим и их родственникам, вынуждают его покинуть дом, ограничивают доступ к жертве на работе и в общественных местах, к детям, ограничивают единоличное использование совместного имущества. Выдаются эти ордера по просьбе пострадавшего, родственников или социальных органов. Временный ордер выдает полиция, суд или органы юстиции после акта насилия, его нарушение грозит арестом или уголовным наказанием. Судебный охранный ордер выдает судья, который и определяет срок его действия.

В Швеции в случае необходимости пострадавшим выделяют телохранителей и электронные средства защиты и помогают им получать новые документы, жилье. В Турции выдают электронные браслеты, которые позволяют связаться с центром помощи, и приложение для экстренной связи с полицией. В Нидерландах и Австралии могут запретить агрессору находиться не только в жилище семьи, но и вблизи дома.

Но если наказание за нарушение условий ордера не определено, эта мера становится менее эффективной. Например, в Молдове в 2018 году 60% агрессоров нарушили условия ордеров. Хотя полиция обязана контролировать их и привлекать к уголовной ответственности за нарушение, она реагирует, только если об этом заявит пострадавший.

Шелтеры и бесплатная горячая линия, по мнению экспертов, тоже эффективны. Когда жертве некуда идти, увеличивается риск для жизни и здоровья — как самой пострадавшей, так и ее детей. Убежища должны быть легкодоступны, в них должна предоставляться психологическая и юридическая помощь. Например, государственные шелтеры в Грузии предлагают программы развития знаний и навыков для женщин. Цель этих программ — дать им возможность найти работу и жить самостоятельно после того, как они покинут убежище. Кроме того, важно, что при наличии убежища пострадавшие не остаются в безвыходном положении, когда они, пытаясь прервать насилие, в итоге могут убить агрессора.

Координация. Необходимы законы или практики, которые позволяют наладить сотрудничество между разными учреждениями. Но даже в тех юрисдикциях, где подобные практики были успешны, не обошлось без проблем. Например, в Кыргызстане, где суды, прокуратура, полиция, НКО и работники образования скоординированы, их усилия эффективны только в крупных городах. Проблемы с координацией были отмечены почти во всех исследованных странах. Необходим единый координирующий госорган, делают вывод в «Правовой инициативе».

В Молдове в 2015 году НКО «Женский правовой центр» вместе с МВД разработала «Руководство по эффективным мерам вмешательства полицейских по делам о домашнем насилии», которое широко распространили среди полицейских. Помимо этого, Генпрокуратура составила инструкции, чтобы помочь прокурорам и следователям в квалификации актов домашнего насилия и их расследовании.

Выводы

Решение задач по борьбе с домашним насилием зависит только от политической воли, без которой невозможно справиться с культурными стереотипами и контекстом. Если учесть опыт и уроки других стран, Россия окажется в выгодном положении — ей не придется самой прокладывать эту дорогу.

Предотвращение домашнего насилия невозможно без масштабной реформы образования, повышения осведомленности общества о гендерном насилии и кампаний, направленных на изменение норм поведения.

Полный текст доклада «Самое опасное место: обзор мер по противодействию домашнему насилию. Международный опыт» можно прочитать на сайте проекта «Правовая инициатива»

Раз в неделю наши авторы делятся своими впечатлениями от главных событий и текстов

Кричать на ребенка — это домашнее насилие?

Экономическая эффективность борьбы с домашним насилием

Все опрошенные эксперты считают, что вмешательство в насилие на ранней стадии экономически эффективнее. Обеспечение защиты и социальной поддержки жертв домашнего насилия стоит больших денег, но разбираться с последствиями насилия еще дороже. Помещение в шелтер и охранный ордер обойдутся дешевле, чем расследование уголовного дела об убийстве, судебное разбирательство, заключение в тюрьму на несколько лет и содержание осиротевших детей.

По оценкам Джеймса Фирона из Стенфордского университета и Анке Хеффлер из Оксфордского университета, ежегодные затраты, связанные с домашним насилием, на международном уровне составляют 4,3 трлн долларов.

Всемирный Банк в своем отчете «Женщины, бизнес и законы» за 2019 год констатирует, что наличие законодательства против домашнего насилия способствует экономическому росту в стране.

«Самое экономически эффективное — это проводить кампании по предотвращению домашнего насилия… Если государство хочет решить проблему домашнего насилия, нужно выделить на это деньги».

Врио иcполнительного директора центра Domestic Violence Victoria Элисон Макдональд, Австралия

Наименее экономически эффективными мерами по борьбе с домашним насилием названы коррекционные программы для агрессоров — они дороги и имеют положительный эффект, только если сам агрессор серьезно настроен на изменения.

Закон и его соблюдение

Нам необходим адекватный закон против домашнего насилия. Однако, чтобы он был принят и соблюдался, без организованного движения не обойтись.

Исходя из статистики насилия, нам необходимы кризисные центры в каждом районе. Сегодня те, что есть, функционируют как НКО, и далеко не везде и не всегда могут дать все возможности для реабилитации жертв. Помимо психологической и юридической помощи нужны места для временного проживания, курсы переквалификации и гарантии трудоустройства для того, чтобы женщина могла перестать материально зависеть от партнера. Сил нескольких НКО для создания такой системы кризисных центров недостаточно. Нужно вывести вопрос на государственный уровень.

Нам необходима борьба против разницы зарплат у мужчин и женщин и борьба против бедности в целом. Решение проблемы неравенства — это солидарная борьба работников и работниц в рамках профсоюзов и на рабочих местах, а также участие в общеполитической кампании за нормальную минимальную зарплату. Например, за 300 рублей в час. И только организованное движение может всерьез поднять эту тему, связав ее с проблемой насилия и обнищания населения.

Нам необходим серьезный разговор о переустройстве общества в целом, поскольку домашнее насилие — лишь симптом еще более горьких проблем и противоречий. Нам необходимо говорить о финансировании социальных сервисов и о коренной реформе образования и здравоохранения, чтобы обеспечить тем, кто живет от зарплаты до зарплаты, большую защищенность и сокращение неравенства. В связи с женским вопросом надо тут же поднимать вопрос о достойном уровне жизни, доступном жилье и том, каким путем мы можем этого достичь.

Зарубежный опыт отчасти показывает, что в отсутствие политической силы, которая готова последовательно бороться с проблемой домашнего насилия (и, что немаловажно, с его системными причинами) недовольство не исчезает, а лишь кристаллизуется. Например, в бедном индийском штате Уттар Прадеш в ответ на коррумпированность полиции и постоянные вспышки домашнего насилия возникло движение gulabi gang — «Банда в розовых сари». Женщины объединились, вооружились палками и сами разбираются не только с домашними тиранами, но и «вызывают на разговор» полицейских, когда те не хотят исполнять свой долг. Вот цитата одной из основательниц движения Сампат Пал Дэви: В этом регионе никто не приходит к нам на помощь. Полиция и администрация настолько коррумпированы и презирают бедных, что нам приходится самим следить за исполнением закона .

В противовес одной крайности, когда женщинам, чтоб защитить себя, приходится браться за оружие, в России существует другая крайность — попытки перенести весь протест и борьбу за женские права в интернет. Социальные сети за последние годы стали мощным инструментом распространения информации. Они дают возможность информировать, устраивать дискуссии, запускать флешмобы. Практически каждый и каждая, кому есть что сообщить, имеют площадку и становятся альтернативным СМИ. Однако соцсети — это информационный канал, который не может подменить собой реальное действие. В США, к примеру, феминистки удачно сочетают протесты и уличную работу с ведением соцсетей. Примером может послужить кампания в защиту Алиши Вокер — секс-работницы, которая была вовлечена в проституцию в очень юном возрасте и однажды, испугавшись угроз пьяного клиента, убила его. Обвинение запросило пятнадцать лет тюрьмы. Активистки, которые встали на защиту Алиши, используют фейсбук и канал на ютубе чтобы распространять информацию о деле. Однако в группе «Justice for Alisha Walker» также можно встретить отчеты с массовых акций, где феминистки поднимают вопрос допустимости секс-работы на политический уровень.

Как политические активистки и активисты, мы считаем, что только реальная, массовая кампания способна повлиять на решение суда по делу сестер Хачатурян. Точно так же только массовая кампания может вывести вопрос домашнего насилия на новый уровень. Общественное мнение показывает, что ситуация и отношение людей к насилию в семье меняется в лучшую сторону. Этому способствовали борьба феминисток как за рубежом, так и в России последние несколько лет. Политический подъем, который мы наблюдаем последние два года и который будет только набирать обороты в связи с пенсионной реформой, благотворно влияет на желание людей бороться против несправедливости, в том числе в отношении женщин и других угнетенных групп. Ограничение только правозащитной формой работы — это самоограничение.

Мы призываем феминисток, левых активистов и активисток и всех, кто с нами согласен, обсудить сложившуюся ситуацию. Нам необходим круглый стол, где все политические, гражданские, правозащитные силы и отдельные активистки и активисты смогут обсудить, каким образом действовать и выработать тактику путем демократического обсуждения. Если вы заинтересованы и готовы принять участие — пишите нам или связывайтесь в социальных сетях.

Норм тема. Надо поддержать

Мы строим политическую левую организацию. Развиваем сайт, который ты сейчас читаешь, выпускаем периодические материалы, брошюры, книги, печатаем наклейки и листовки по актуальным вопросам.

Если ты понимаешь социалистические идеи, поддержи. Каждый рубль пойдет на организованную борьбу.

Источники

• http://www.rosbalt.ru/russia/2019/12/05/1816820.html
• http://www.colta.ru/articles/mosty/19144-krichat-na-rebenka-eto-domashnee-nasilie
• http://www.wonderzine.com/wonderzine/life/life/205141-domestic-violence
• http://zona.media/news/2019/11/19/preuvelichena
• http://knife.media/domestic-abuse/
• http://zona.media/article/2019/12/16/domashnee-nasilie-doklad
• http://socialist.news/read/article/domestic-violence-political-issue