Содержание
Краткое содержание Алексин Раздел имущества
Главная героиня – девочка Вера, выздоровевшая после родовой травмы. Девочка живёт с родителями и бабушкой, матерью отца.
Девочка очень привязана к бабушке, Анисии Ивановне, ведь та заботилась о ней во время болезни. Ради внучки она ушла с работы и посвятила её лечению и воспитанию всё время. «Мама Ася», как называла её Вера, всегда поддерживала девочку.
Маму, Софью Васильевну, Вера тоже любит. Однако девочка не чувствует от неё теплоты. Софья Васильевна – специалист по защите окружающей среды. Она волевая, практичная, уверенная.
Все знакомые восхищаются бабушкой Веры, называя ее «добрым гением». Маме не нравится, что свекровь занимает значимое место в жизни дочери. А после школьного сочинения Веры, в котором та отводит бабушке центральную роль в своей жизни, мать вообще принимает решение разъехаться. Безвольный отец только поддерживает жену в этом вопросе.
Верочка очень возмущается, узнав об этом. Девочка делает нравственный выбор – остаться с Анисией Ивановной. Вера решает стать свидетелем по разделу имущества. На суде отец Веры просит бабушку согласиться на раздел. Судья искренне негодует, не понимая, как можно судиться с родной матерью.
Девочке не удаётся поговорить с судьёй и стать свидетельницей. Отец отыскивает дочь и сообщает ей, что раздела не будет. Когда они приходят домой, бабушки там уже нет. Она уехала в деревню. У Веры случается истерика, она осознаёт, что бабушка уехала умирать. Отец пытается успокоить дочь, но теперь это бесполезно.
В этой повести Алексин показывает, насколько губительна ревность. Разделение имущества – обычное дело. На почве конфликта люди забывают о семейных ценностях, о чувстве долга к близким людям, о человеческих отношениях.
Можете использовать этот текст для читательского дневника
Алексин. Все произведения
Раздел имущества читать онлайн бесплатно
Т.Е.Алексиной – верному другу
и помощнику моему –
Слушание дела было назначено на двенадцать часов… А я прибежала к одиннадцати утра, чтобы заранее поговорить с судьей, рассказать ей о том, о чем в подробностях знала лишь я. Народный суд размещался на первом этаже и казался надземным фундаментом огромного жилого дома, выложенного из выпуклого серого камня. «Во всех его квартирах, – думала я, – живут и общаются люди, которых, вероятно, не за что судить… Но рассудить нужно многих. И вовремя, чтобы потом не приходилось выяснять истину на первом этаже, где возле двери, на стекле с белесыми островками, было написано: «Народный суд».
Каждый воспринимает хирургическую операцию, которую ему приходится вынести, как едва ли не первую в истории медицины а о смерти своей мыслит как о единственной в истории человечества. Суд, который был назначен на двенадцать часов, тоже казался мне первым судом на земле. Однако за два часа до него началось слушание другого дела. В чем-то похожего. Но только на первый взгляд, потому что я в тот день поняла: судебные разбирательства, как и характеры людей, не могут быть близнецами.
Комната, которая именовалась залом заседаний, была переполнена. Сквозь щель в дверях, обклеенных объявлениями и предписаниями, я увидела судью, сидевшую в претенциозно-высоком кресле. Ей было лет тридцать, и на лице ее не было величия человека, решающего судьбы других. Склонившись над своим торжественным столом, как школьница над партой, она смотрела на длинного, худого, словно выдавленного из тюбика, мужчину, стоявшего ко мне спиной, с детским недоумением и даже испугом… Хотя для меня она сама была человеком с пугающей должностью.
КОНСУЛЬТАЦИЯ ЮРИСТА
8 800 350 84 37
Народных заседателей сквозь узкую щель не было видно. Неожиданно дверь распахнулась, и в коридор вывалилась молодая, дебелая женщина с таким воспаленным лицом, будто она была главной героиней всего происходившего в зале. Женщина, ударив меня дверью, не заметила этого. Мелко дрожащими пальцами она вытащила сигарету, поломала несколько спичек, но наконец закурила, плотно закупорив собой вновь образовавшуюся щель. Она дымила в коридор, а ухом и глазом, как магнитами, притягивала к себе все, что происходило за дверью.
– Кого там судят? – спросила я.
Женщина мне не ответила.
– Мама, поймите, я хочу, чтобы все было по закону, по справедливости, – донесся из зала сквозь щель слишком громкий, не веривший самому себе голос мужчины, выдавленного из тюбика.
Возникла пауза: наверное, что-то сказала судья. Или мама, которую он называл на «вы».
– Что там? – вновь обратилась я к женщине с воспаленным лицом.
Она опять меня не услышала.
На улице угасающее лето никак не хотело выглядеть осенью, будто человек пенсионного возраста, не желающий уходить на «заслуженный отдых» и из последних сил молодящийся.
В любимых мною романах прошлого века матерей часто называли на «вы»: «Вы, маменька…» В этом не было ничего противоестественного: у каждого времени своя мода на платья, прически и манеры общения. В деревнях, я знала, матерей называют так и поныне: там трудней расстаются с обычаями. Но в городе это «вы» всегда казалось мне несовместимостью с веком, отчужденностью, выдававшей себя за почтительность и деликатность.
«По закону, по справедливости…» – похожие слова я слышала совсем недавно из других уст. Их чаще всего, я заметила, употребляют тогда, когда хотят встать поперек справедливости: если все нормально, зачем об этом кричать? Мы же не восторгаемся тем, что в наших жилах течет кровь, а в груди бьется сердце. Вот если оно начнет давать перебои…
На улице как-то неуверенно, не всерьез, но все же заморосил дождь. Я вернулась в коридор и опять подошла к женщине, превратившейся, казалось, в некий звукозаписывающий аппарат.
– Перерыв скоро будет, не знаете? – спросила я, поскольку в коридоре, кроме нее, никого не было.
Она оторвалась от щели и шепотом крикнула мне: «Не мешайте!» – словно присутствовала на концерте великого пианиста и боялась упустить хоть одну ноту, хоть один такт.
«Наверняка должен скоро быть, – решила я. – И можно будет поговорить, посоветоваться…»
Всю ночь я репетировала свой разговор с судьей. Придумывала фразы, которые, я надеялась, услышав от меня, она запомнит и повторит во время судебного разбирательства.
Но беседа оттягивалась, и я, подобно студентке перед экзаменационной дверью, стала вновь как бы заучивать факты, аргументы и даты. Они незаметно вытянулись в ленту воспоминаний – не только моих собственных, но и чужих, которые при мне повторялись так часто, что тоже стали моими.
Я знала, что прежде существовали «родовые поместья», «родовые устои», «родовая знать»…
А у меня была родовая травма. Врач-акушер на миг растерялась, замешкалась. И в моей еще ни о чем не успевшей поразмышлять голове произошло кровоизлияние, но, как сказал, утешая маму, один из лечивших меня врачей, «ограниченного характера». Характер был «ограниченный», а ненормальность охватила весь мой организм и стала всеобщей. Собственных впечатлений о том первом дне жизни у меня, к сожалению, не сохранилось. Но история моей болезни вошла в историю: не потому, что я заболела, а потому, что в конце концов вылечилась. Это был уникальный случай. И мой младенческий кретинизм даже попал в учебники. Прославиться можно разными способами!
Я благоговела перед врачами. С заискивающей надеждой заглядывала им в глаза… Но не раз думала и о том, что вот так, от одного неловкого движения акушерки зависит вся человеческая жизнь: Моцарт не станет Моцартом, а Суриков или Поленов не смогут держать кисть в руке, не подчиняющейся рассудку. Да и простые смертные вроде меня будут приговорены к вечным страданиям. Из-за одного неловкого движения человека, который не имеет права на такое движение, ибо еще более, чем судья, определяет будущую человеческую жизнь, а в случае минутной ошибки выносит незаслуженный приговор и всем, кто к этой жизни причастен.
В отличие от нормальных детей я не ползала и вообще не проявляла ни малейшей склонности «к перемене мест».
На это обратили внимание в тот самый момент, когда моя бабушка собралась выходить замуж.
«Первая и последняя!» – называл ее шестидесятилетний жених.
– Он влюбился в меня, когда нам едва исполнилось по семнадцать, – впоследствии рассказывала мне бабушка. – Но между нами ничего не было.
– Совсем ничего? – цепко спросила я.
– Кажется, был… один поцелуй.
– Именно в семнадцать?
– Синхронно! – воскликнула я. – У меня тоже в семнадцать…
– И я ничего не знала?!
– Сообщи я немедленно, этот запоздалый поцелуй показался бы землетрясением. А так, видишь… все живы-здоровы. Хотя мама, как говорится, оказалась непосредственной свидетельницей.
– Увидела из окна.
Бабушка не нашла в поцелуе ничего угрожающего моей жизни. Она понимала меня с полуслова. А часто и полслова не нужно было произносить. Только взглянет – и сразу готов диагноз: «Ты больна?», «Ты получила тройку?». Во всех случаях она предлагала одно и то же, но безотказно действующее средство: «Ничего страшного!»
Действительно, после того что случилось со мной в изначальный миг моей жизни, ничто уже не могло выглядеть страшным.
Бабушка любила вспоминать, как ее первый возлюбленный объявился через сорок три года.
– В позднем браке есть свои преимущества: не хватит сил и времени на развод!
Мама отговаривала ее от «неверного шага».
– Это противоестественно! – восклицала она. – Природой для всего установлены свои сроки.
Насчет природы мама была в курсе дела: она занималась охраной окружающей нас среды.
– Но и от окружающей среды приходится охранять! – уверяла она бабушку. – Что ж получается? Всю жизнь имел жену, а теперь ищет няньку!
Это маму не устраивало: нянька нужна была ей самой. Хотя тут я, наверное, не вполне справедлива: прежде всего нянька нужна была мне.
И бабушка не пошла под венец.
– Правильно сделала! – сказала я, впервые услышав от нее эту историю. – В семнадцать поцеловал и закрепил до шестидесяти? Где он был раньше?
– Там же, где я: в своей семье. Нас разлучили обстоятельства. И они же опять свели: мой муж погиб, а он остался вдовцом. Встретившись, мы оба помолодели.
– Почему же тогда…
– А ты? – перебила меня бабушка.
И больше я не задавала дурацких вопросов.
Бабушка была папиной мамой.
А мамина мама руководила моим воспитанием с другого конца города по телефону: она объясняла, что мне рекомендуется есть, сколько часов гулять, а сколько посвящать сну. Она изучила все случаи родовых травм и делала по телефону выводы, сравнения, указывала, как именно меня надо спасать.
Краткое содержание Алексин Раздел имущества для читательского дневника
Произведение Алексина “Раздел имущества” имеет очень трагичную развязку и ещё более трагичную историю. В произведение основной мыслью является способность сочувствовать, сострадать окружающим, не быть чёрствым.
Повествование рассказывает о девочке по имени Вера и её бабушке по имени Анисья. Дело в том, что у Веры была травма, однако её выходила и буквально заставила ходить её бабушка, за что Верочка её очень любила и берегла. Эта замечательная женщина пожертвовала ради своей внучки всем, чем только можно, уделяя всё внимание только ей одной, забыв о своей личной жизни. Далее нас знакомят с родителями Верочки. Её мать это сильная волевая женщина, которая любит всё держать под контролем, а работает она экологом, но защищая природу, она не замечает всей её удивительности и красоты. Верочкин отец, сын бабушки Анисьи, был человеком мягким, слабохарактерным, не любившим конфликты. Работал он в музее водя людей по экскурсиям, по прошествии времени становился более мягким, стал говорить тихо, старался не спорить с мамой Верочки. Родители к Верочке относились как к больному ребёнку, но её бабушка считала её вполне нормальной, благодаря чему Верочка быстрее поправлялась.
Вскоре случилось то, что дало Верочке взглянуть по-другому на свою семью. Семья Верочки захотела поселить у себя сестру бабушки Анисьи, забирать её поехали бабушка Анисья и Верочка. Но приехав, они обнаруживают, что сестру Анисьи, тетю Маню, уже похоронили. Не решаясь сообщить об этом маме Верочки, они решают на чуть-чуть остаться в деревне. Но вскоре от матери Верочки приходит письмо, в котором она настоятельно рекомендует оставить тетю Маню в деревне, что, несомненно, очень огорчает Верочку, так как она разочаровывается в них.
Далее напряжение между свекровью и матерью нарастает. Верочка начинает обучаться в обычной школе, где им задают написать сочинение на тему “Самый важный человек в моей жизни”, которое Верочка целиком и полностью посвящает бабушке Анисье. Мать Верочки начинает ревновать её к бабушке, и не хочет делить её любовь с кем-то ещё, и родители хотят разьехаться с бабушкой. Далее следует суд по разделу имущества, на котором Верочка понимает, что судиться с матерью последнее дело.
После суда бабушка Анисья отправляется умирать в деревню, так как быть преградой в семейной жизни сына и его жены. После Верочке становиться всё хуже, и мы понимаем, что, скорее всего она останется инвалидом. Вот на такой трагической ноте и заканчивается произведение.
Читать краткое содержание Раздел имущества. Краткий пересказ. Для читательского дневника возьмите 5-6 предложений
Другие пересказы и отзывы для читательского дневника
Волх Всеславьевич – киевский богатырь-оборотень, также известен как Вольга Святославич. Данная былина существует в вариантах одного и трёх сказаний.
Рассказчик приезжает на полгода в глухую деревню и от скуки общается и занимается с крестьянами, охотится. Однажды на охоте главный герой сбивается с пути и попадает в дом, где живут ведьма Майнулиха и её внучка Олеся
Как ни странно, но жизнь во взгляде каждого человека – выглядит совершенно по-разному. Даже у человека, который страдает кретинизмом, все выглядит совершенно уж странно.
Ещё одно произведение Аркадия Аверченко традиционно, на тему, актуальную во все времена – о шпаргалках, их видах и применении. Не перестают удивлять авторы прошлого века – написано, казалось бы, так давно. А читать можно, как современника.
Старик Анисим Квасов шел на свою делянку накосить для коровы травы. Направлялся он к предгорью, оставляя деревню позади. Здесь с давних пор были покосы. В пути он размышлял о жизни и смерти, вспоминал голодные годы и своего любимого коня
Раздел имущество произведение
- ЖАНРЫ 359
- АВТОРЫ 258 040
- КНИГИ 592 306
- СЕРИИ 22 114
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 552 455
Слушание дела было назначено на двенадцать часов.
А я прибежала к одиннадцати утра, чтобы заранее поговорить с судьей, рассказать ей о том, о чем в подробностях знала лишь я.
Народный суд размещался на первом этаже и казался надземным фундаментом огромного жилого дома, выложенного из выпуклого серого камня. «Во всех его квартирах, — думала я, — живут и общаются люди, которых, вероятно, не за что судить. Но рассудить нужно многих. И вовремя, чтобы потом не приходилось выяснять истину на первом этаже, где возле двери, на стекле с белесыми островками было написано: «Народный суд».
Каждый воспринимает хирургическую операцию, которую ему приходится вынести, как едва ли не первую в истории медицины, а о смерти своей мыслит как о единственной в истории человечества. Суд, который был назначен на двенадцать часов, тоже казался мне первым судом на земле.
Однако за два часа до него началось слушание другого дела. В чем-то похожего. Но только на первый взгляд, потому что я в тот день поняла: судебные разбирательства, как и характеры людей, не могут быть близнецами.
Комната, которая именовалась залом заседаний, была переполнена.
Сквозь щель в дверях, обклеенных объявлениями и предписаниями, я увидела судью, сидевшую в претенциозно-высоком кресле. Ей было лет тридцать, и на лице ее не было величия человека, решающего судьбы других.
Склонившись над своим торжественным столом, как школьница над партой, она смотрела на длинного, худого, словно выдавленного из тюбика, мужчину, стоявшего ко мне спиной, с детским недоумением и даже испугом. Хотя для меня она сама была человеком с пугающей должностью.
Народных заседателей сквозь узкую щель не было видно.
Неожиданно дверь распахнулась, и в коридор вывалилась молодая, дебелая женщина с таким воспаленным лицом, будто она была главной героиней всего происходившего в зале. Женщина, ударив меня дверью, не заметила этого. Мелко дрожащими пальцами она вытащила сигарету, поломала несколько спичек, но наконец закурила, плотно закупорив собой вновь образовавшуюся щель. Она дымила в коридор, а ухом и глазом, как магнитами, притягивала к себе все, что происходило за дверью.
— Кого там судят? — спросила я.
Женщина мне не ответила.
— Мама, поймите, я хочу, чтобы все было по закону, по справедливости,
— донесся из зала сквозь щель слишком громкий, не веривший самому себе голос мужчины, выдавленного из тюбика.
Возникла пауза: наверное, что-то сказала судья. Или мама, которую он называл на «вы».
— Что там? — вновь обратилась я к женщине с воспаленным лицом.
Она опять меня не услышала.
На улице угасающее лето никак не хотело выглядеть осенью, будто человек пенсионного возраста, не желающий уходить на «заслуженный отдых» и из последних сил молодящийся.
В любимых мною романах прошлого века матерей часто называли на «вы»:
«Вы, маменька. » В этом не было ничего противоестественного: у каждого времени своя мода на платья, прически и манеры общения. В деревнях, я знала, матерей называют так и поныне: там трудней расстаются с обычаями.
Но в городе это «вы» всегда казалось мне несовместимостью с веком, отчужденностью, выдававшей себя за почтительность и деликатность.
«По закону, по справедливости. » — похожие слова я слышала совсем недавно из других уст. Их чаще всего, я заметила, употребляют тогда, когда хотят встать поперек справедливости: если все нормально, зачем об этом кричать? Мы же не восторгаемся тем, что в наших жилах течет кровь, а в груди бьется сердце. Вот если оно начнет давать перебои.
На улице как-то неуверенно, не всерьез, но все же заморосил дождь. Я вернулась в коридор и опять подошла к женщине, превратившейся, казалось, в некий звукозаписывающий аппарат.
— Перерыв скоро будет, не знаете? — спросила я, поскольку в коридоре, кроме нее, никого не было.
Она оторвалась от щели и шепотом крикнула мне: «Не мешайте!» — словно присутствовала на концерте великого пианиста и боялась упустить хоть одну ноту, хоть один такт.
«Наверняка должен скоро быть, — решила я. — И можно будет поговорить, посоветоваться. »
Всю ночь я репетировала свой разговор с судьей. Придумывала фразы, которые, я надеялась, услышав от меня, она запомнит и повторит во время судебного разбирательства.
Но беседа оттягивалась, и я, подобно студентке перед экзаменационной дверью, стала вновь как бы заучивать факты, аргументы и даты. Они незаметно вытянулись и ленту воспоминаний — не только моих собственных, но и чужих, которые при мне повторялись так часто, что тоже стали моими.
Я знала, что прежде существовали «родовые поместья», «родовые устои», «родовая знать».
А у меня была родовая травма. Врач-акушер на миг растерялась, замешкалась. И в моей еще ни о чем не успевшей поразмышлять голове произошло кровоизлияние, но, как сказал, утешая маму, один из лечивших меня врачей, «ограниченного характера». Характер был «ограниченный», а ненормальность охватила весь мой организм и стала всеобщей. Собственных впечатлений о том первом дне жизни у меня, к сожалению, не сохранилось.
Но история моей болезни вошла в историю: не потому, что я заболела, а потому, что в конце концов вылечилась. Это был уникальный случай. И мой младенческий кретинизм даже попал в учебники. Прославиться можно разными способами!
Я благоговела перед врачами. С заискивающей надеждой заглядывала им в глаза. Но не раз думала и о том, что вот так, от одного неловкого движения акушера зависит вся человеческая жизнь: Моцарт не станет Моцартом, а Суриков или Поленов не смогут держать кисть в руке, не подчиняющейся рассудку. Да и простые смертные вроде меня будут приговорены к вечным страданиям. Из-за одного неловкого движения человека, который не имеет права на такое движение, ибо еще более, чем судья, определяет будущую человеческую жизнь, а в случае минутной ошибки выносит незаслуженный приговор и всем, кто к этой жизни причастен.
В отличие от нормальных детей я не ползала и вообще не проявляла ни малейшей склонности «к перемене мест».
На это обратили внимания в тот самый момент, когда моя бабушка собралась выходить замуж.
«Первая и последняя!» — называл ее шестидесятилетний жених.
— Он влюбился в меня, когда нам едва исполнилось по семнадцать, впоследствии рассказывала мне бабушка. — Но между нами ничего не было.
— Совсем ничего? — цепко спросила я.
— Кажется, был. один поцелуй.
— Именно в семнадцать?
— Синхронное — воскликнула я. — У меня тоже в семнадцать.
— И я ничего не знала?!
— Сообщи я немедленно, этот запоздалый поцелуй показался бы землетрясением. А так, видишь. все живы-здоровы. Хотя мама, как говорится, оказалась непосредственной свидетельницей.
— Увидела из окна.
Бабушка не нашла в поцелуе ничего угрожающего моей жизни. Она понимала меня с полуслова. А часто и полслова не нужно было произносить.
Только взглянет — и сразу готов диагноз: «Ты больна?», «Ты получила тройку?» Во всех случаях она предлагала одно и то же, но безотказно действовавшее средство: «Ничего страшного!»
Действительно, после того, что случилось со мной в изначальный миг моей жизни, ничто уже не могло выглядеть страшным.
Бабушка любила вспоминать, как ее первый возлюбленный объявился через сорок три года.
— В позднем браке есть свои преимущества: не хватит сил и времени на развод!
 |
Видео (кликните для воспроизведения). |
Мама отговаривала ее от «неверного шага».
— Это противоестественно! — восклицала она. — Природой для всего установлены свои сроки.
Насчет природы мама была в курсе дела: она занималась охраной окружающей нас среды.
— Но и от окружающей среды приходится охранять! — уверяла она бабушку. — Что ж получается? Всю жизнь имел жену, а теперь ищет няньку!
Анализ повести «Раздел имущества» Алексина
Рассказ ведется от лица юной девушки Веры. В то утро, с которого начинается повествование, она приходит в суд для того, чтобы еще до заседания побеседовать с судьей и не допустить несправедливости по отношению к своей бабушке, человеку, сделавшему для нее невероятно много и фактически подарившему Вере новую, полноценную жизнь. 
Девушка погружается в свои самые первые воспоминания о раннем детстве. При рождении она пережила родовую травму, и доктора предупредили ее родителей о том, что Вера не сможет в будущем стать нормальным человеком, и в своем развитии всегда будет отставать от ровесников.
Мать и отец девочки с горечью смиряются с этим диагнозом, однако бабушка Веры со стороны отца, в прошлом проработавшая не одно десятилетие медсестрой, твердо решает бороться за внучку. Ее метод заключается в том, что она постоянно обращается с больной девочкой точно так же, как с совершенно здоровым ребенком, она постоянно убеждает Веру в том, что с нею не происходит ничего страшного, что она ничуть не хуже, чем другие дети. Девушка помнит, что всегда верила бабушке, что рядом с нею ей было спокойно и комфортно, она действительно не думала о том, что чем-то отличается от иных ребят.
Незаметно для самой подрастающей девочки и ее родителей в развитии Веры на самом деле совершается огромный прогресс, она постепенно учится гораздо лучше ходить, более четко произносить слова, врачи искренне удивляются, каким образом отсталый ребенок сумел достигнуть столь высоких результатов. Что касается бабушки, то она не проявляет никакого удивления, она по-прежнему спокойно говорит о том, что все в порядке вещей и именно так и должно происходить.
Учитель проверяет на плагиат? Закажи уникальную работу у нас за 250 рублей! Более 700 выполненных заказов!
Вера взрослеет, медики разрешают ей продолжить обучение в самой обычной школе, и родители просто не верят своему счастью. Как и другие девушки, Вера в старших классах впервые начинает встречаться с юношей, хотя ее мать всегда боялась, что на ее дочь никогда не станут обращать внимания представители противоположного пола. Правда, поклонник Веры Федор является известным в окрестностях хулиганом, но бабушка и в этом не видит ничего страшного, для нее главным является то, что парень действительно предан ее внучке и готов кинуться в драку при любой попытке посмеяться над какими-либо недостатками подруги.
Девушке предстоит в скором времени окончить среднюю школу, и в сочинении, посвященном главному человеку в ее жизни, Вера пишет про бабушку. Находясь на прогулке с Федором, она с ужасом вспоминает о том, что оставила сочинение дома на столе и его, скорее всего, уже прочитала ее мать.
Опасения девушки оказываются справедливыми, мать действительно успевает ознакомиться с тем, что написала дочь, и женщина реагирует на признание Веры крайне негативно, испытывая острое чувство ревности. Мать твердит о том, что бабушка стремится разлучить ее с дочерью, что им необходимо разъехаться. Вера искренне не понимает ее слов, ее поражает неблагодарность самого близкого человека, она напоминает матери о том, что никогда бы не выздоровела и не смогла бы учиться в обычной школе, если бы не бабушка, полностью посвятившая все время и силы внучке.
Но мать настроена весьма категорично, она подает заявление в суд о разделе имущества. Вера, в свою очередь, твердо решает не разлучаться с бабушкой, она скорее готова разъехаться с мамой, хотя для девушки вся ситуация крайне болезненна и травматична. Она испытывает глубокое разочарование в родителях, ведь отец, чьей матерью является бабушка, также не пытается противостоять жене.
В день суда Вера узнает о том, что бабушка отправилась к себе на родину, в деревню. Девушка с ужасом вспоминает о словах пожилой женщины о том, что она уедет к могиле своей старшей сестры, как только почувствует приближение смерти. Вера в отчаянии, она не в силах себя контролировать, она ощущает, как у нее буквально уходит из-под ног земля, что случалось с нею в детстве в результате травмы.
В повести приводится яркий пример того, как родительский эгоизм и неблагодарность становятся настоящей трагедией для дочери, ведь именно из-за их действий и страха потерять бабушку к Вере снова возвращаются симптомы болезни. Мать девушки, думающая лишь о самой себе и желающая быть для дочери на первом месте, наносит ей огромный вред, и неизвестно, сумеет ли Вера справиться с той душевной болью, которую ей причинили родители, и остаться в адекватном состоянии.
ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА ModernLib.Net
Раздел имущества. Картинка к рассказу
Анатолий Алексин — Раздел имущества краткое содержание
Алексин. Краткие содержания произведений
Сейчас читают
Как-то, Кот-рыболов пошёл ловить рыбу для своих котят. Не успев дойти до леса, на самой опушке стояла Лиса. Увидев, что кот идёт на рыбалку, попросила у него рыбы. Кот согласился отдать первую со своего улова.
Отгремела Гражданская война, но советская власть никак не может навести порядок. Повсюду очень много беспризорников.
Девочка Варя любила помогать птичницам, выращивать маленьких, пушистеньких утят. Как только утята подрастали, то Варя переставала их любить. Думала, что на следующий год не пойдет в птичник работать.
Для начала давайте начнем рассказывать пьесу с первого действия. Там главным героем стал молодой и очень красивый парень по имени Тамино.
Легенда о Ларре из рассказа Максима Горького «Старуха Изергиль» является одним из главных эпизодов во всём произведении. Эта легенда повествует о племени, которое жило очень много лет тому назад
Анатолий Алексин — Раздел имущества
Картинка или рисунок Раздел имущества
|
Видео (кликните для воспроизведения). |
Алексин Анатолий Георгиевич — Раздел имущества
| Поиск по библиотеке: | Книги на иностранном языке: A B C D F G H I J K L M P R S T U V W Книги на русском: А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я |
Популярные авторыПопулярные книгиРаздел имуществаModernLib.Net / Детская проза / Алексин Анатолий Георгиевич / Раздел имущества — Чтение (Ознакомительный отрывок) (Весь текст)
|
Работаю юристом в частной компании.
Стаж: 12 лет.
Специализация: Гражданское право
